Заговорен материнской любовью. Он четыре раза горел в танке, трижды был ранен

Танкист Александр Бакшин воевал с первого до последнего дня в составе 3-й гвардейской танковой бригады. Сражался под Москвой, Сталинградом, Курском, освобождал Европу. Войну 26-летний командир танка закончил в 70 км от Берлина.

Ему было что вспомнить и о чем рассказать, к тому же делал это Александр Матвеевич несмотря на преклонный возраст просто блестяще, поражая памятью на имена, даты и географические названия. У нас остались его воспоминания, в том числе и о Сталинградской битве.

Перестрелки днем и ночью
Нашей танковой бригаде под командованием полковника Павла Андреевича Ротмистрова одной из первых в 41-м году присвоили звание гвардейской. Дрались на Калининском фронте, защищали Калинин (ныне Тверь), сражались под Ржевом. Когда назрел Сталинград, нас перебросили в Калужскую область, своим ходом шли в район Брянска, а в конце августе 42-го направили в Сталинград. На том участке фронта, где сражалась наша бригада, оборона немцев напоминала железную западню. Танки попали под уничтожающий огонь многих десятков противотанковых орудий, зарытых в землю танков и дзотов. Перестрелка шла днем и ночью. И бомбежки – пикировщики так и висят над головой.

…Из мемуаров командира 64-го немецкого мотоциклетного батальона Рольфа Грамса:
«…Шло жуткое изматывающее сражение на земле и под землей, на руинах, в подвалах, в канализационных тоннелях большого города и на промышленных предприятиях – война человека против человека. Танки взбирались на горы обломков и мусора, скрежетали гусеницами между разрушенных заводских зданий, били прямой наводкой по остовам домов, где засели русские, и узким заводским дворам».

После двух особо жестоких сражений в первых числах сентября танковую бригаду переправили в Саратов на пополнение. Тогда ходили слухи, что наши машины будут воевать под Ленинградом, но, видно, в ставке главнокомандующего, а мы подчинялись непосредственно ей, передумали и вновь перебросили в Сталинград. Выгружались из эшелонов по прибытии под бомбовыми ударами авиации противника и сразу в бой. Я был командиром на Т-34 — хорошая машина, подвижная, маневренная, один недостаток — пушка слабовата.

И страшно было тоже
После того, как армия Паулюса в районе Сталинграда была окружена, немцы скопились в Котельниковском районе. Вот как раз эту группировку нам и предстояло разгромить. Самые тяжелые и кровопролитные бои происходили в канун нового 1943 года. Танки нашей бригады вели ожесточенные бои в районе железнодорожной станции. Там стояло много воинских эшелонов. Несколько из них были загружены танками, только что прибывшими на станцию. На железнодорожных платформах, на улицах, в переулках стояли танки, сотни автомашин, бронетранспортеров. Нашим 34-кам пришлось поработать на совесть. От зарева, вспыхнувшего над эшелоном с цистернами горючего, стало светло, как днем. А так шли по приборам: ночь, ничего не видно, кругом подбитые машины.

Из записок немецкого штабиста:
«…Русские – это не люди, но какие-то чугунные создания, они никогда не устают и не боятся огня».

Страшно, знаете, когда было? Когда подтянут на рубеж и командир бригады говорит: «Выход в атаку по ракетам: красная, зеленая, голубая». Люк откроешь, высунешься и смотришь, как ракеты взлетают. Вот тут страшно. Сердце дрогнет, в одно мгновение вся жизнь вспомнится: как учился, как жил в деревне. Но все — надо идти и стрелять. А немцы сопротивляются и здорово сопротивляются, у них тоже техника хорошая была.

Под Сталинградом оставались до конца сражения, но там я ни разу не был ранен.

В танке горел четыре раза
В первый раз было так. Под Ржевом мы получили задание — провести разведку боем и перекрыть дорогу между Ржевом и Москвой, чтобы остановить немца. Линия обороны проходила через деревню Ветрово. В атаку пошли три танка — командир роты, командир взвода и я. На линии обороны стояла пехота, говорят: «Куда вы? У них там зенитное оружие». Первым шел командир роты, я за ним. Немцы так залимонили по первой машине, что весь экипаж сразу погиб, а танк встал, как вкопанный. Я кричу механику-водителю: «Бери правей!». Первый снаряд прошел рикошетом по башне, вторым убило механика-водителя, радисту Козлову из Оренбурга ногу оторвало. Он кричит: «Командир, горим!». Смотрю, действительно горим. Приказал ребятам прыгать, а сам за раненым радистом и убитым механиком - в горящий люк. Ну и ребята помогли, нас было в экипаже пять человек. Залегли рядом, танк горит, а немцы авиацию вызвали. Прилетели самолеты, постреляли и улетели. Неприятельские танки рядом, а у нас раненый радист, куда с ним? Он просит: «Командир, пристрели». Невмоготу парню. Я достал из карманов документы, пистолет, чтобы не случилось чего. А тут медсестра ползет, молоденькая, лет семнадцати, не больше. Достала жгуты, пакеты, нашли плащ-палатку, вместе потащили. Доползли до разрушенной церкви, тут наш Козлов и умер. Похоронили мы его честно, на старом кладбище, на кол повесили танкошлем и ушли. Мне дали другой танк. Всего за войну я сменил четыре машины.

Вспоминает немецкий артиллерист противотанкового орудия:
«Во время атаки мы наткнулись на легкий русский танк Т-26 и тут же его щелкнули прямо из 37-миллиметровки. Когда стали приближаться, из люка башни высунулся по пояс русский и открыл по нам стрельбу из пистолета. Вскоре выяснилось, что он был без ног, их ему оторвало, когда танк был подбит. И, невзирая на это, он палил по нам из пистолета!»

Когда Сталинградская операция закончилась, нас послали в Челябинск за самоходками. ТСУ — машина тяжелая, весила 48 тонн, на ней под Курском воевал, на ней и войну закончил.

Как жили на войне?
Кормили плохо, одевали плохо, вшей навалом. В перерыве между боями снимем гимнастерки, бросим в общую бочку на обработку, так полная бочка вшей.

Вот как писал английский историк А. Кларк об обычном русском солдате:
«Неадекватно руководимый, недостаточно обученный, плохо экипированный, он изменил ход истории благодаря своему мужеству и твердости уже в первый год войны».

Мне однажды попалась полевая сумка немецкого солдата, с удивлением рассматривали машинку для стрижки волос, разные бритвы. У нас этого не было, но не верьте никому, что, когда зашли в Германию, то мародерством занимались. Никого не трогали, а уж женщин - боже упаси! Они к нам сами прибегали, мы их подкармливали. Помню, остановились в одном немецком городке. Чистый такой городок, сосны растут, рядом молочный завод, а жители бегают, беспокоятся, ревут. Оказыватся, там жила жена офицера, так она, стерва, отравила дочь, сына и сама отраву выпила. Мы тут же нашего полкового врача Галину Николаевну вызвали, она приказала развести огонь и вскипятить ведро молока. Спасли немецкую семью.

Не поверите, но немцы — они тоже хорошие. Если ребята попросят что принести, непременно принесут и отдадут тому, кто заказывал Я тоже одного спас. Было это в Карпатах. Стоим колонной, рядом речка. Пошел я в лесок, с оружием, конечно. Смотрю, а там немец сидит. Привел его, а у нас ведро с медом стояло. Он показывает, что есть хочет. А хлеба нет, только сухари. Говорю: дайте, ребята, сухарей, пусть поест. Поел, наелся или нет, не знаю. Стал его обыскивать, нашел две карточки — мальчик и девочка, такие кучерявые, аж сердце защемило. Немец говорит, что он из города Ессена, работал до войны токарем. А ребята подошли, говорят: давай его в расход. У меня скулы свело: нет и все, только попробуйте! И на автомат показываю. На мое счастье или несчастье — гонят колонну пленных немцев в лагерь, идут медленно, а наши на лошадях верхом едут. Я упросил их взять и моего. Он быстро сообразил и встал в колонну. Долго немцы оглядывались и махали мне руками, наверное, спасибо хотели сказать. Жаль, точного адреса того токаря из Эссена не узнал.

Ох, зачем я пил за победу!
После освобождения Польши надо было идти дальше, а тут март, весна, Висла растаяла, мостов нет. Тогда нас стали переправлять на маленьких военных катерах. Прицепили паром, на него одну, а то и две 34-ки и человек по 70 солдат. Так и ходили по Висле. Дальше по хорошим дорогам двигались быстро, к тому же немец почти и не сопротивлялся. Помню немецкий аэродром, на нем штук 40 истребителей. Их давили самоходками.

Ефрейтор Фриц Зигель в своем письме домой писал:
«Боже мой, что же эти русские задумали сделать с нами? Хорошо бы, если бы там, наверху, хотя бы прислушались к нам, иначе всем нам здесь придется подохнуть».

8 мая остановились километрах в 40 от Берлина в березовой роще. Деревья красивые, редко стоят — хорошо. Рядом расположились зенитчики. К вечеру как начали они в небо палить, все кругом светится. Мы между собой решили, что, наверное, с американцами придется воевать. А они палили-палили и вдруг замолчали. Тут приезжает командир полка, приказывает: «Постройте личный состав и быстро». Думаю: точно воевать с союзниками будем. А он: «Германия капитулировала, поздравляю с победой. Разрешаю пустить по два снаряда в сторону врага». Ох, и радовались мы, пришлось и мне в первый раз выпить. Выпил, да, видно, многовато, к тому же кормили плохо, тут же в машине уснул. Проснулся только утром 9 мая. Смотрю: машины стоят, ребята спят. Ох, не надо было мне пить за победу - еле оклемался. А тут и ребята поднялись. Залазит ко мне в машину старший лейтенант из города Шахты Ростовской области и просит: «Я всю войну прошел, а танк не водил. Позволь». Сел за руль, я помогаю, так и проехали два километра до города Вютцель, заехали в лес и заглушили машину.

Сколько танков за войну подбил? В характеристике написано, что 22, там же сказано, что комсомольцем был, я вроде никогда в комсомол и не вступал. Еще написали, сколько пехоты уничтожил. А я думаю: кто видел — сколько?

P.S. После войны Александр Матвеевич долго оставался на службе, хотел даже связать свою последующую жизнь с армией, но надо было помогать маме и сестрам. Он вернулся в ивановскую деревню и занялся простой мирной жизнью. Позднее привез семью, которую создал после войны, в Нижневартовск, где жил рядом с дочерью Татьяной. Татьяна Александровна считает, что братьев Бакшиных — Николай и Александр прошли войну от звонка до звонка и вернулись домой живыми и невредимыми - от пули спасла материнская любовь: «Мать их очень сильно любила».

23 февраля 2017 года Александра Матвеевича не стало.

Источник