За ребенка с синдромом Дауна боролись родная и приемная семьи

В Москве разгорелась нешуточная борьба за ребенка из числа тех, от которых обычно отказываются, — с синдромом Дауна. Почти год две семьи — родная и приемная — провели в судебных разбирательствах.О том, как развивалась эта драма и почему вообще такое стало возможно, «МК» рассказала мама девочки Ирина.

фото: pixabay.com

— Я забеременела в 41 год, беременность была очень желанной, и хотя скрининг показал не самый лучший результат, врачи уверяли, что вероятность рождения ребенка с диагнозом составляет доли процента. Затем было кесарево по показаниям — и прямо на операционном столе врач сообщил мне страшное. Указал на типичные признаки. Я была в шоке. Первая мысль: «Что я скажу мужу?». Первые дни даже отказалась кормить ребенка грудью. Потом все-таки начала.
— Какой была реакция вашего мужа?
— Тоже шок. Потом истерика. Его родственникам мы ничего не сказали. Затем дочка оказалась в больнице. Я ее навещала, приносила игрушки. Когда ей исполнилось два месяца, врачи стали говорить, мол, решайте что-то, или забирайте домой или пишите отказ. Обещали, что нам дадут координаты места, куда попадет ребенок, сможем навещать, общаться. Признаюсь честно, я не понимала, что делать дальше, как воспитывать такого ребенка. Врачи нам говорили, что даже не стоит надеяться на помощь от государства. Вот в такой обстановке написала отказ...
— Что было дальше?
— Дальше Женечка оказалась в доме ребенка. Я обратилась в опеку, мне разрешили посещения два раза в неделю. Я приходила, гуляла с ней, кормила, занималась.
— Ваш муж к ней приходил?
— Он все собирался, но никак не мог. Боялся, что не сможет уйти без нее. Все время спрашивал: «Вот как ты уходишь от нее, как сердце не рвется». Мне, конечно, было очень тяжело... Так продолжалось 2 года. Женя начала говорить, стала называть меня мамой, плакала, когда я уходила. К лету 2016 года мы уже решили забирать ее домой. Думали, как нам подготовиться к этому — сделать ремонт в квартире, искать для нее садик. И тут 1 июля 2016 года неожиданно кончилось мое разрешение на посещения. Новое выдали только через месяц. И тогда я узнала, что ее забрала приемная семья. Опека нас ни о чем не предупреждала.
— И что вы сделали, когда узнали?
— Кинулась в опеку, уже в другую, в том районе, где жили опекуны. Я написала заявление с просьбой разрешить посещения ребенка у опекунов, дать возможность увидеть ее моему мужу и старшему сыну. Через месяц мне пришел отказ — опекуны решили, что мне нецелесообразно видеться с ребенком. Опека их поддержала в этом. И тогда мы пошли в суд.
— Вы виделись с опекунами, пытались с ними пообщаться?
— Виделись уже только в суде. Они подали иск о лишении нас родительских прав и выплате алиментов. Хотя они воспитывали несколько таких детей и никого из их родителей прав не лишали. Не зная, что делать, я обратилась к детскому омбудсмену Анне Кузнецовой. Мне сразу же перезвонил советник ее аппарата Владимир Абельбейсов. Мы наконец-то оформили правильно все документы, в итоге иск опекунов был отменен, я получила разрешение увидеться с ребенком. Наконец-то снова гуляла с ней, кормила. В итоге решение вынесли в нашу пользу. 1 августа Женя оказалась дома.
— Она поняла, что попала в родной дом?
— Мне кажется, что да. Она обошла все комнаты. Меня опека пугала сложной адаптацией, пока не вижу ничего такого. Приняла брата, зовет его по имени — ну как может выговорить. Нас называет «мама» и «папа», за мной просто ходит как хвостик. Очень веселая девочка.
— Мне известно, что опекуны, когда берут в семью ребенка с таким диагнозом, получают пособие до 45 тысяч, кровные родители могут рассчитывать максимум на 15.
— То же самое я слышала от сотрудников дома ребенка. Почему приемным родителям все, а кровным так мало? Но я пока не думаю о деньгах и никого не хочу хаять. Все-таки с опекунами мы расстались с миром. Они рассказали нам весь Женин режим, разрешили звонить, если понадобится помощь. Эта ситуация была непростой для всех. Но мы вышли из нее. Сейчас у нас есть надежда.
Советник аппарата уполномоченного по правам ребенка при Президенте РФ Владимир Абельбейсов воспринял эту ситуацию близко к сердцу: «Я сам воспитывался в детдоме, поэтому все истории, когда ребенок оказывается в приюте, я пропускаю через себя. В этой истории родные мама и папа — очень хорошие ребята. Мне кажется, что вся ситуация сложилась только потому, что они были плохо информированы. После рождения особого ребенка они не получили ни психологической поддержки, ни социальной помощи. Я, конечно, не врач и не психолог, но, по-моему, как только Женечка оказалась в родной семье, у нее сразу произошел скачок в развитии. Мы будем помогать этой семье и дальше. Я уже мечтаю, как приеду с подарками их поздравлять на Новый год».