Российский экспансионизм уходит корнями в историю и связан с географическим положением страны

Характерной чертой России всегда была ее уязвимость. На протяжении веков страна постоянно находилась под угрозой внешнего вторжения. Западные границы являются совершенно беззащитными. Ни горных хребтов, ни водоемов или других географических объектов, которые служили бы естественной преградой.

Европейский сухопутный массив, граничащий с Россией с запада, представляет собой огромный полуостров, расположенный между Балтийским и Северным морями на севере, Атлантическим океаном на западе, а также Черным и Средиземным морями на юге.

В отличие от европейских соседей, у России всегда было мало выходов к морю. Ее несколько крупных портов в зимнее время, как правило, совершенно непригодны для использования, и даже в теплые месяцы их эксплуатация затруднена. Кроме того Северный Ледовитый океан находится слишком далеко от основных населенных пунктов России. Турецкие проливы на юге, как и скандинавские воды на севере, легко могут быть заблокированы.

Во время холодной войны, авиабазы в северной части Британии, а также в Норвегии, Исландии и Гренландии давали НАТО такое превосходство в воздухе, которое позволяло альянсу блокировать доступ России к Атлантическому океану через стратегически важный Фареро-Исландский рубеж.

Подпись к изображению: Карта Фареро-Исладского рубежа

Концепция сдерживания российской экспансии возникла задолго до начала холодной войны. Еще во второй половине девятнадцатого столетия Франция и Великобритания предприняли совместные усилия по сдерживанию российской активности на Балканах, на Ближнем Востоке и в Азии.

В силу крайне ограниченного выбора вариантов обороны, российская военная доктрина исторически является наступательной, направленной на доминирование над странами-соседями. Основная цель, однако, заключается не в расширении территорий, а в предотвращении использования стран «ближнего зарубежья» против России.

Хотя Запад постоянно утверждает, что страх России перед вторжением не имеет под собой оснований, история ясно свидетельствует об обратном. Опыт Кремля говорит о том, что каждая эпоха приносит новую экзистенциальную угрозу России, будь то явная или скрытая, конвенциональная или ассиметричная угроза.

История и географическое положение России определили формирование в высшей степени централизованной и автократической политической системы, лидеры которой всегда были одержимы угрозами внутренней и внешней безопасности.

После Второй мировой войны Москва видела стратегическую угрозу окружения Советского Союза со стороны США и их западных союзников. Присоединение Западной Украины, Западной Белоруссии и стран Балтии к Советскому Союзу, а также создание в Восточной Европе буферных государств, таких как Польша, Венгрия и Чехословакия, способствовали ощущению безопасности СССР за счет Запада.

Когда Кремль утратил контроль над территорией Восточной Европы и Центральной Азии, это чувство безопасности было полностью уничтожено. В конце двадцатого века российский буфер безопасности, обеспечивавший стратегическую глубину, перестал существовать, а западная граница страны переместилась так далеко на восток, как не случалось с восемнадцатого столетия.

После распада Советского Союза, российские возражения просто не принимались во внимание, когда рассматривался вопрос об экспансии НАТО в Восточной Европе. Фактически было два сценария развития событий. Первый сводился к активному расширению НАТО исходя из той логики, что Россия никогда не прекратит попыток доминировать над своими соседями, если ее не сдерживать угрозой военной силы.

Другой вариант заключался в том, что расширение НАТО можно было отложить до тех пор, пока Россия не допустит нарушения своих обязательств по соблюдению суверенитета соседей. Впрочем, альянс продолжил свою экспансию на восток, утверждая, что это делается во избежание конфронтации с Россией, вместо того, чтобы готовиться к отражению новой российской угрозы.

После вступления Чехии, Венгрии и Польши в НАТО в марте 1999 года, альянс начал трехмесячную кампанию бомбовых ударов против Сербии, страны, связанной с Россией глубокими историческими и культурными корнями.

Эта военная кампания продемонстрировала эффективность современных обычных вооружений НАТО, в то время как Россия безуспешно пыталась реформировать саму себя и свои вооруженные силы. Кроме того, параллельная экспансия НАТО в бывших странах Варшавского договора привела к тому, что российские лидеры смогли убедиться в справедливости старой и испытанной идеи, согласно которой блок НАТО, возглавляемый Соединенными Штатами, является источником прямой угрозы существованию России. Постоянный страх перед вторжением всегда был важнейшим фактором российской внешней политики.

В то время как военные конфликты в Молдове, Грузии и на Украине ведущие западные СМИ объясняют агрессивными усилиями Кремля по восстановлению элементов советской империи, следует помнить о том, что, за исключением Крыма, где традиционно базируется Черноморский флот, Россия не аннексировала ни одного участка территории, принадлежащей государствам, против которых она вела гибридные войны.

Мотивы Кремля на Украине отнюдь не сводятся к правдоподобному отрицанию (правдоподобное отрицание — поведение, при котором лицо, совершившее действие или отдавшее распоряжение, сохраняет возможность в дальнейшем отрицать свою причастность, без большого риска быть уличенным во лжи, прим. mixednews). Дело в том, что аннексия пророссийски настроенных территорий имела бы исключительно контрпродуктивный эффект, поскольку дополнительно побудила прозападные силы к эскалации борьбы.

Аннексия подорвала бы основную цель России, которая заключается в том, чтобы не допустить уход стран, которые Кремль воспринимает как свою традиционную сферу влияния, в орбиту Евросоюза и НАТО. В сущности, здесь идет речь о так называемой стратегии обратного сдерживания.

Дело в том, что устав альянса не допускает приема в НАТО претендентов, у которых имеются неразрешенные пограничные споры или внутренние территориальные конфликты. То же касается стран, не обладающих достаточным военным потенциалом для надежной национальной обороны. Наличие замороженных конфликтов в Грузии, Молдове и Украине фактически лишает их всяких шансов на вступление в НАТО.

Во время холодной войны альянс НАТО был эффективен, поскольку Соединенные Штаты осознавали реальность российской сферы влияния, с которой они были вынуждены считаться для поддержания глобальной стабильности и безопасности.

В случае с Грузией и Украиной, российское вмешательство отнюдь не случайно произошло именно тогда, когда эти страны обозначили свое решение об интеграции в НАТО и Европейский Союз, структуры, которые Россия считает изначально враждебными своим интересам.

Объединенные сепаратистские территории, находящиеся де-факто под российским контролем, теперь образуют защитный пояс вдоль юго-западной границы России. Подобно тому, как Сталин использовал страны Восточной и Центральной Европы в качестве буферной зоны против угрозы западного окружения, Путин поступил таким же образом с некоторыми из бывших советских республик.

Государства, входящие в НАТО и страны-партнеры альянса могут сформировать более объективную и обоснованную точку зрения на российскую стратегию на основе анализа конфликтов в Грузии и Украине. Россия с большим успехом применила методы гибридной войны в форме обычных трансграничных столкновений, сопровождающихся комбинацией нетрадиционных операций, информационной войны, кибератак, экономического давления и политического влияния.

Все сказанное указывает на то, что НАТО нуждается в многогранной стратегии модернизации, которая выходит далеко за рамки простого наращивания концентрации живой силы и прочих военных активов на всех фронтах. Для эффективного сдерживания России в XXI столетии североатлантический альянс нуждается в модернизации своих военно-морских сил, а также в расширении возможностей в таких нефронтовых сферах, как кибер-война и информационная война, и, наконец, в совершенствовании систем противоракетной обороны.

Источник