Во время подачи заявок на создание сельхозкооперативов в Туймазинском районе сельчане решили увеличить партии петрушки и огурцов для торговых сетей. Внезапно они поделились со мной страхом возмездия за успех. У меня челюсть отвисла, когда фермеры из Татар-Улкановского, Верхнетроицкого, Каратовского сельсоветов, создавшие хозяйства на приличные госсредства, начали с горечью, а некоторые со слезами рассказывать, как у них травят коров, насыпают стекло в местах выгона, забивают землёй бензобаки, портят дорогие комбайны, оставляют арматуру на сенокосах. На фермеров-животноводов льётся поток заявлений о «загрязнении» окружающей среды, якобы «захвате» земли (пустовала много лет, а недавно взята в аренду). Ад разверзся передо мной! С тяжёлым сердцем я записал более десяти исповедей, наполненных болью, страхом и тревогой, передал их в полицию. Эти люди, по сути, опора сел. Они перекредитованы, вкалывают от зари до зари семьями, создают инфраструктуру своих хозяйств, поддерживают её в сельсоветах. Рискуют ежегодно пойти по миру. Своими смелыми бизнес-планами они вызывают у людей зависть. Поделать с этим что-либо сложно. Никто не вредит при свидетелях.
Изучив ситуацию более подробно, выяснил, что почти все хозяйства находятся за пределами сёл или на их окраине, половина — экологичны. Запах навоза, правда, кое-где есть. Но я не могу себе представить рафинированное башкирское село, разве что опустевшее.
Вредительство начинается обычно после того, как работящая семья покупает иномарку. Несчастье ближнего некоторым простым людям пережить проще его успеха.
Поинтересовался у коллег. В соседних районах тоже есть такое, где-то больше, где-то меньше, но журналисты и сами фермеры боятся выносить сор из избы. Образовался информационный вакуум вокруг необъявленной войны людям нового склада. Полученные ими государственные гранты выдаются из наших налогов, отчислений бизнеса в казну. Это пытаются объяснять на сходах работники сельсоветов, но многие не слышат.
Возможно, трещина, расколовшая страну в 1917 году, лишь слегка забилась землёй и поросла травой. Многие так и не заметили наступления капитализма. Поэтому юридические войны с животноводами ведут люди от 55 лет и старше. Когда готовил аналитическую статью по поводу вредительства, ездил по сельским сходам. В одной деревне многие вспомнили Сталина, пока на них не накричал один уважаемый дед: «Вы не знаете, как голодные, оборванные, больные люди «задарма» пахали, по лесам траву ели. Выехать из деревни не могли (паспорта им не давали). На коллективных фотографиях в музее есть белые, стертые лица. Целые роды стерли! Что Вы за люди-то такие?! Лишь бы корова у соседа сдохла...»
Он с дочерью держит 100 гусей и двух коров. Недавно к их ЛПХ подключились зять с внуками, взяли в аренду пустующие сенокосы. Для этого 78-летнего деда-пчеловода пенсионные выплаты — формальность.
— Может быть, нет никакого идеологического раскола в обществе, — сказал мне по этому поводу приятель. — Есть просто «патерналисты» и «оптимисты».
— Наверное, — говорю ему. — Завершается сражение в головах. Гроссмейстер ада, усатый рябой человек с трубкой постепенно проигрывает. Его вытесняет энергичный мужичок, увозящий молоко на рынок. Некоторые завистники, роняющие тень на всех сельчан, помнят его в деревне голопузым пацаном, гонявшим гусей. Они не могут простить ему своих упущенных возможностей, смелости, закалившей в 90-х годах, гордости и трудолюбия. Ему осталось лишь установить недорогие системы с датчиками движения, включающими видеозапись.
Читайте также
Последние новости