Его приметил Чарли Чаплин: к юбилею Андрея Кончаловского

20 августа у Андрея Кончаловского юбилей. 80-летие он, судя по всему, встретит в Италии (если, конечно, это не уловка с целью скрыться от шквала поздравлений). Там он приступил к работе над фильмом «Микеланджело».Кончаловский был бы не Кончаловским, если бы не срежиссировал собственный юбилей. С весны ретроспектива его фильмов идет по городам России. «Первого учителя», «Историю Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж», «Сибириаду», «Дворянское гнездо», «Романс о влюбленных», «Курочку Рябу» увидят в разных городах вплоть до Владивостока. А в это время сам режиссер занимался выбором натуры. В Тоскане, где у него дом, родился и его герой — великий художник и скульптор Микеланджело Буанаротти. В августе начались съемки в Карраре. Там Микеланджело разрабатывал мраморные карьеры, чтобы создать творения, подобные Давиду. Но до 28 августа все детали нового проекта хранятся в секрете.
За последние три года Андрей Кончаловский получил двух «Серебряных львов» за режиссуру на Венецианском кинофестивале. В 2016-м за «Рай», а в 2014-м — за «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына». В поисках последнего отправился в Архангельскую область, чтобы найти интересный человеческий тип. Так появился на экране сельский почтальон Алексей Тряпицын.
Алексей Тряпицын, непрофессиональный актер и бывший почтальон: «Кончаловский — простой, нормальный мужик»
Алексея Тряпицына нам удалось найти через Fаcebook, пользователем которого он стал после работы с Кончаловским. Мы созвонились и поговорили о жизни и юбиляре.
— Что изменилось в вашей жизни после встречи с Андреем Кончаловским?
— В каком смысле изменилось? Я же там ничего не делал. То, что случилось со мной, — стечение обстоятельств. Я на почте работал. Работать-то у нас больше и негде было. А после фильма случай подвернулся, и я с почты ушел, теперь работаю в пожарной службе. Для меня лучше это. Съемочная группа Кончаловского должна была снимать документальный фильм, нужен был почтальон. Вот девчата и начали ездить по глубинке. Так и до меня добрались. Когда мне сказали, что приедет Кончаловский, я очень волновался, даже забоялся. Но девчата успокоили: «Ты его просто не знаешь. Он очень хороший человек. Тебе будет с ним легко общаться». Как они говорили, так и получилось. Между нами большая разница. Я — простой человек. Но когда мы встретились и начали разговаривать, все сложилось. Он — грамотный человек, умеет к людям подойти. Он такой, какой есть, играть ему не нужно. Два месяца мы провели вместе. Простой, нормальный мужик.
— А жил он у вас в деревне?
— Да, у нас тут национальный парк, гостиница есть. В ней и жил. Конечно, не так, как в городе. Это простой деревянный дом. Там вся группа жила, около тридцати человек.
— Московский человек приезжает снимать кино про деревню, а что он про нее знает?
— Я с ним разговаривал, так он как будто и жил в деревне, знает все деревенские прихоти. Что-то у него в жизни, видать, было. Может, фильмы в деревне снимал. Его было ничем деревенским не удивить. Он к нам нормально вклинился. Не отличался, короче.
— Вы общались только на съемочной площадке?
— Помимо площадки встречались. Нормально все было. В прошлом году он приезжал в Архангельск показывать «Рай», меня пригласил. Телефон его у меня есть. Он не брезгует, берет трубку. По пустякам я ему не звоню. Один-два раза в год только — узнать как дела. Он кое в чем может даже помочь. Уже помогал. Хороший человек. Работать с ним. Он себя так ведет, что с ним не захочешь, так захочешь. Он себя ставит не свысока.
— О чем вы разговаривали на съемках?
— На любую тему, в основном о насущных, простых вещах, о деревенских проблемах. В политику не лезли. Так, иногда что-то проскочит.
— Люди часто идут к Кончаловскому за советом, такие вопросы задают, как будто он Господь Бог…
— Не могу сказать, что он какой-нибудь колдун, но поразмышлять-то умеет. Может что-то посоветовать, сказать хорошие слова, а уж пригодятся они тебе или нет, сам будешь решать. А послушать его кому-то и полезно. Мне кажется, я чего-то уловил, хотя по рангу-то мы с ним далеки. Он очень грамотно говорит по всем отраслям. Коров не доил, а про сельское хозяйство рассказывает так, будто пас их. Он в Голландии был и рассказывал, как там фермы устроены. Конечно, все механизировано, все перерабатывается, отходы идут в дело. Не как у нас. Позавидуешь. Послушаешь его — можно и план набросать, как опыт перенять.
— Вашим землякам Андрей Сергеевич барином не казался?
— Нет, нет. Он себя не ставил выше других. Всем, кто к нему обращался, отвечал, если время было. Любой желающий мог с ним сфотографироваться. Он многим книжки свои подарил.
— После фильма никто вас не приглашал сниматься?
— В кино? И намеков не было. Думаю, что тут я никого не должен был зацепить. Какой-то режиссер из Питера хотел пригласить меня на эпизод, но что-то по деньгам не получилось. А больше предложений и не было.
— В деревне вы теперь знаменитость? Не кричат вам вслед «ну ты артист!»?
— Туристы приезжали к нам, подходили, фотографировались. Но никто меня не мучил звонками. Спокойная обстановка, без нервотрепки. Ну, иногда кто-то подковырнет.
— Кончаловский деликатный человек? Не кричал на вас, как это у режиссеров бывает?
— Я поэтому и боялся. Но мне девчата сказали: «Тебе-то чего бояться? Ты же не артист». Один срыв у меня был. Андрей Сергеевич мне что-то сказал, а я ответил: «Ну на фиг». Может, устал. Каждый может психануть. Непривычно же. И я ушел. Да и характер у меня такой. Андрей Сергеевич меня догнал, успокоил. Потом мне неудобно стало. Он же меня старше. Но Кончаловский не обиделся. Я ругался, а он смеялся: «Все, Алексей! Я понял, как с тобой работать».
— Не обидно было, что вас на Венецианский фестиваль с фильмом не пригласили? Кончаловский один его представлял.
— Мне нисколько не обидно. Я до сих пор не знаю, нужны ли мы там были. Не было у меня желания туда попасть. Если бы мы все вместе поехали — другое дело. А если бы кого-то одного из нас позвали, было бы неправильно. Но я всех ваших тонкостей не знаю. Мне достаточно того, что было. А если бы пришлось ехать в Венецию, я бы волновался, наверное.
Эдуард Артемьев, композитор: «В консерватории он был из другого мира — мира богов»
С Эдуардом Артемьевым Андрей Кончаловский дружит давно. Вместе они работали на картинах «Сибириада», «Ближний круг», «Гомер и Эдди», «Дом дураков», «Глянец», «Щелкунчик и Крысиный король», «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына». Именно Кончаловский привел его когда-то в Голливуд.
— Вы с Андреем Кончаловским смолоду знакомы. Теперь люди так подолгу не дружат. Связано ли это с совместной работой?
— Свою роль сыграла взаимная симпатия. Мы еще в консерватории познакомились. Он же там учился. Но как музыканта узнал меня позднее. В консерватории дружбы не было, потому что он из другого мира — мира богов. А я — из служащих.
— Какие боги? Он же был совсем молодой человек!
— Все знали, кто его папа и что представляет собой его род — один из древнейших в России.
— Так это были только разговоры или же Кончаловский давал вам это понять?
— Нет, никак это не проявлялось, но когда ты знаешь, что перед тобой Ленин… Кончаловскому не надо было ничего доказывать, но уверенность в нем была. Кроме того, он выделялся умом, знаниями, способностями. Достойно вез груз великого рода России. А это тяжелое бремя.
— Как вы стали вместе работать?
— Он довольно поздно ко мне обратился. Первый фильм, к которому попросил написать музыку, был «Романс о влюбленных». Но я тогда не смог с ним работать, и он нашел Александра Градского.
— Хорошо ли для композитора, когда рядом с ним режиссер, разбирающийся в музыке?
— Андрон — высокой культуры человек да еще образован как музыкант. Он бесконечно всем интересуется. Столько музыки, как он, я не знаю. Мы вместе много чего сделали. Как ни с кем, разве что с его братом Никитой Михалковым. Андрон меня вывез в Америку, где я тоже не оскандалился. Когда я с его подачи приехал в Лос-Анджелес, был напряжен. Но после нескольких встреч почувствовал себя в родном мире. Мой переход оказался безболезненным, хотя в то время у меня с английским языком была беда.
— Почему вы все время работаете только с братьями Михалковыми и редко с кем-то еще?
— Они меня уважают как музыканта, да просто любят. Так случилось, что мы не только работаем, но и домами дружим с Михалковым и Кончаловским. А с Михалковым даже породнились. Я — крестный отец его дочки, а он — моего внука.
— Ваша совместная с Кончаловским работа в Театре мюзикла над «Преступлением и наказанием» стала неожиданностью?
— Нет, это же старое сочинение. Оно было закончено в 2004 году. Многие театры интересовались им, но то денег не было, то объем смущал. А тут Михаил Швыдкой предложил перевести его в рок-традицию. Так мы и сделали, хотя я поначалу сопротивлялся. Андрон столько оперных спектаклей поставил на Западе! Да и в России ставил. Так что ему все это хорошо знакомо. А при его знании музыки, умении читать ноты, играть — ему и карты в руки. Он высокий профессионал, и этим все сказано, глубокий человек с грандиозными знаниями. Последние 10–15 лет он превзошел свою профессию, стал философом и выступает как учитель жизни. Это невероятный путь.
— Люди идут к нему как к гуру.
— Он и есть гуру. Главное, что он никого не повторяет, имеет собственное понимание жизни. Он совершенно уникальное явление, мыслитель. Можно с ним соглашаться или нет, но надо впитывать то, что он говорит. Его могут осуждать за какие-то высказывания, но он идет по дороге туда, куда мы можем только плестись за ним.
— А в человеческом плане он какой?
— Он очень хороший. Во всех смыслах. Когда нужно — добрый, когда нужно — строгий. Человек с огромными ресурсами, которые только Господь нам дает. Я робею, когда говорю о Кончаловском.