Уфимец, открой рот, покажи язык

Самое страшное, что может случиться с народом, — это потеря языка. Того языка, каждый символ которого и каждый звук могут содержать в себе все тайны, сокровища знаний, легенды, истории. Вместе с языком уйдет все остальное — обычаи, колорит, живопись, музыка, не говоря уж о литературе, она уйдет в первую очередь, махнув на прощанье истлевшей книжечкой стихов, выведенными уже непонятными букашками-символами.

Язык — это не просто хитрый набор звуков, с помощью которых можно сделать так, чтобы кто-то засмеялся или заплакал, язык подарил нам колесо, космос, мирный атом, кинематограф, да, даже немой кинематограф есть плод чьего-то языка. Язык — двигатель торговли, промышленности, искусства. Да, наркотиков и оружия — тоже, но мы же можем объяснить нашим языком детям, что это плохо, и если вы владеете им в совершенстве, то дети вас поймут.

Какое-то время (может, несколько лет, может, вечность, тут уж зависит от того, что этот народ сделал для других народов, ацтеков помнят спустя тысячи лет, а кто помнит мужунов или касситов?) народ будут помнить, горевать о нем, но потом нанесенный пласт следующих поколений окончательно его похоронит. Конечно, что-то останется — может быть, яркое украшение с наряда невесты, может быть, какой-нибудь музыкальный инструмент, может быть, что-то еще, ведь есть другие языки, которыми все это можно описать, основные свойства языков все-таки универсальны.

Но главное, не пытаться закрыться, накинуть чехол, замкнуться в себе, ибо такая тактика как раз и приводит к вырождению и погибели языка тоже. Который не сможет вбирать новое, не сможет эволюционировать, развиваться, подстраиваться под настоящее и вообще утеряет способность описывать окружающее пространство. Как яркий пример можно привести уникальную культуру, более не продублированную нигде в мире. Люди этого народа являлись долгожителями, умели ценить то, что им принадлежит и уважать то, что им не принадлежит. Они выработали массу ритуалов и действий, чтобы защититься от внешнего мира, чтобы не пускать других в их тесный лес, а они жили преимущественно в лесу. Через некоторое время, когда стало понятно, что ничего нового не происходит, что молодежь только и смотрит, как бы свалить на опушку, а то и дальше, что все, что добыто непосильным трудом — три гримуара, три мелафона, бурка кожаная (три) уже не удовлетворяют общественность, они оглянулись — а поздно, в лесу остались одни старейшины. Которые обросли мхом и превратились в деревья. И где они сейчас, чертовы эльфы?

Источник