Сферы влияния: главное – вовремя остановиться

Среди представителей внешнеполитического истеблишмента нынешнего Вашингтона такое понятие как «сферы влияния» давно превратилось в анафему. Прежние поколения американского политического руководства думали иначе. На самом деле, ни одна из великих держав в новейшей истории не придерживалась этой концепции более настойчиво, чем Америка, хотя и с неоднозначными результатами. Поэтому делать вид, что сферы влияния чужды американской традиции государственного управления, значит заниматься самообманом.

Однако в сегодняшней интерпретации сама эта фраза отдает политикой умиротворения. В ней содержится намек на предательство дела свободы и демократии, то есть грех, от которого высокопоставленные чиновники стремятся освободить Америку. Десять лет назад госсекретарь Хиллари Клинтон категорически заявляла, что «Соединенные Штаты не признают никаких сфер влияния». А совсем недавно Энтони Блинкен подтвердил это заявление. «Мы считаем неприемлемым принцип сфер влияния», – сказал он. Некоторые исследователи идут еще дальше. Так, Хэл Брэндс из университета Джонса Хопкинса утверждает, что «сферы влияния» противоречат фундаментальным основам внешней политики США. По его словам, противодействие им является «частью ДНК американской дипломатии».

На самом же деле, Соединенные Штаты в своей истории демонстрировали изрядное мастерство в создании и управлении сферами влияния. Они делали это не из приверженности некому абстрактному принципу, а из вполне прагматичных соображений: сферы влияния были средством создания и поддержания обстановки, благоприятной для Америки. В этом отношении доктрина Монро (1823) и следствие Рузвельта (1904) являются идеальными примерами.

Кто-то может возразить, что это было давно. Более чем когда-либо преданный идее продвижения свободы и демократии, Вашингтон так больше не поступает. А стало быть, ни Москве, ни Пекину, ни кому-либо другому не следует позволять действовать таким образом.

По словам Энтони Блинкена, сама концепция сфер влияния «должна была уйти в историю после Второй мировой войны». На самом же деле, завершение войны лишь усилило аппетит Вашингтона к созданию новых сфер влияния. Мнимая угроза, исходящая от международного коммунистического движения, казалось, требовала того же. Военная и экономическая мощь, которую набрали Соединенные Штаты, позволяла им демонстрировать силу в гораздо больших масштабах, чем когда-либо могли вообразить Джон Куинси Адамс, фактический архитектор доктрины Монро, или Теодор Рузвельт.

К концу двадцатого столетия, сферы влияния Америки распространились по всей планете, охватив не только Западное полушарие, но и Западную (а затем и Восточную) Европу, Восточную Азию, Персидский залив и обширные районы Африки. Это проявилось в создании новых региональных военных командований США, возглавляемых четырехзвездными вице-королями. Какие бы эвфемизмы ни использовались для характеристики их деятельности, каждое из этих командований было призвано не допустить, чтобы вверенная ему «зона ответственности» стала источником каких-либо проблем для Соединенных Штатов.

Любопытно, как Вашингтон отреагировал бы на объявление Владимира Путина о планах перманентного развертывания российских войск, скажем, в Манагуа, или на намерение китайского лидера Си Цзиньпина создать Южноамериканское командование Народно-освободительной армии Китая со штаб-квартирой в Каракасе. Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно ознакомиться с историей Карибского кризиса 1962 года. Вашингтон был бы просто вне себя!

И все же порог Армагеддона, которым стал Карибский кризис, не умаляет того факта, что уважение взаимных сфер влияния в годы холодной войны сыграло большую роль в предотвращении Третьей мировой. Требование освобождения «порабощенных народов» Восточной Европы стало стержнем американской пропаганды времен холодной войны. Венгерская революция 1956 года и «пражская весна» 1968-го позволяли президентам США воплотить их риторику в реальные действия. И все же Дуайт Эйзенхауэр и Линдон Джонсон сознательно упустили такую возможность, молчаливо признав, что эти страны находятся в сфере влияния Кремля. Конечно, это была плохая новость для венгров, чехов и словаков. Однако, возможно, сдержанность Вашингтона спасла человечество от ядерной катастрофы.

Создание сфер влияния, в сущности, является элементом политики империализма. Постоянная проблема строительства империи заключается в том, чтобы знать, где остановиться, отдав приоритет консолидации перед дальнейшим расширением. Соединенные Штаты в наши дни дают всему миру мастер-класс того, как не следует поступать. До последних десятилетий двадцатого века Ближний Восток представлял собой периферию Американской империи. После катастрофы 11 сентября полное включение этого региона в сферу влияния Вашингтона стало обоснованием многочисленных войн, призванных установить американское региональное господство. Результатом стало фиаско.

Сегодня Москва и Пекин, судя по всему, намерены очертить сферы влияния в своем ближнем зарубежье. Однако раньше или позже перед ними встанет вопрос, где остановиться. Кто знает? Возможно, они могли бы извлечь полезные уроки из ошибок и провалов Американской империи.

Источник