Почему Россия взяла на себя роль главного арбитра на Ближнем Востоке

По мере того как кровопролитная война в Сирии подходит к концу, многие исследователи в западных столицах размышляют о том, как Россия проложила себе путь к нынешней лидирующей роли на Ближнем Востоке. Обычно ее рассматривают как амбициозную державу-выскочку, причем никто не в восторге от того, что Россия оказалась в роли стратегического арбитра в этом беспокойном регионе. Она просто извлекла выгоду из того факта, что американская внешняя политика взяла курс на выход из ближневосточных проблем, а затем вообще приобрела непоследовательный характер, что позволило Москве заполнить вакуум, прежде занятый ответственной американской дипломатией.

Такая характеристика политики Белого дома при Трампе, вероятно, в достаточной степени соответствует действительности, но вот мнение о том, что у России нет собственной истории отношений с Ближним Востоком, весьма и весьма далеко от истины. Российские стратегические амбиции включали интересы на Ближнем Востоке, как минимум, со времен правления Екатерины Великой, и, что примечательно, цели России сегодня остаются примерно теми же, что и в XVIII столетии.

В сознании широкой общественности история Ближнего Востока начинается, вероятно, примерно в ту эпоху, где в произвольном порядке перемешаны имена Лоуренса Аравийского, лорда Бальфура, Сайкса и Пико. Однако, если существует некое единое наследие, которое в коллективном представлении является сегодня ключом к Ближнему Востоку, это то, что оставили сэр Марк Сайкс и Жорж Пико. Сайкс и Пико были, соответственно, британским и французским государственными деятелями, которые в 1916 году начали процесс перекройки территории Османской империи, который был окончательно завершен подписанием Лозаннского договора в 1924 году.

Их наследие стало столь общеизвестным, что теперь о нем вспоминают всякий раз, когда говорят о сложностях политики на Ближнем Востоке, и его всегда с большим одобрением вспоминают политики и комментаторы, которые любят украшать свои речи масштабными историческими картинами, сделанными широкими мазками.

Беда в том, что за этими широкими мазками как-то затушевалось имя еще одного участника этой трехсторонней дискуссии, без которого не было никакого смысла решать судьбу Ближнего Востока, как тогда, так и сейчас. Сергей Сазонов был министром иностранных дел правительства Российской империи. Во время его дискуссий с Сайксом и Пико в 1916 году именно у России была самая сильная позиция.

Поражения в Дарданеллах и Галлиполи в 1915 году были благотворными потрясениями для англичан и французов, которые прежде сильно недооценивали способность Османской империи к сопротивлению. Еще худших событий можно было ожидать в 1916 году, поскольку все внимание Англии и Франции было сосредоточено ситуации на западном фронте и апокалиптических сражениях, которые там происходили. В то же время генерал Таунсенд капитулировал после долгой осады города Кут эль-Амар (на территории современного Ирака) и сдался в плен османам вместе со значительными британскими силами. В довершение всего, комиссия по Дарданеллам (публичное расследование провалов 1915 года, аналог расследования Чилкотта того времени), пришла к неутешительным выводам, в результате чего козел отпущения, сэр Уинстон Черчилль, лишился своей репутации и места в правительстве, во всяком случае, на некоторое время.

В то время как Сайкс и Пико вынуждены были играть со слабыми картами, Сазонов действовал с позиции силы, поскольку российские войска в начале 2016 года разгромили османские армии на Кавказском фронте (ныне – восточная Турция) и были готовы атаковать Анатолию, центральную часть империи. Более того, он играл, как теперь говорят, на своем поле. Имперские амбиции России давно включали мечту о главном призе, Константинополе (нынешний Стамбул, который русские тогда называли Царьградом) и доступе к Средиземному морю. Сазонов четко понимал, каковы стратегические цели его страны и преследовал их, не считаясь ни с чем.

В отличие от него, Сайкс и Пико играли «на выезде» и их позиции были откровенно слабы. Британское присутствие в регионе было обусловлено контролем Суэцкого канала, поставок нефти и почти случайным приобретением в 1882 году Египта в качестве протектората. А Франция вообще участвовала в определении судьбы Ближнего Востока просто потому, что там уже была Британия. В мировой войне, исход которой тогда был никому не известен, Ближний Восток не представлял стратегического значения ни для одной из стран – и это сработало.

Первым пунктом соглашения была передача Аравии, Месопотамии (современный Ирак) и Палестины, под контроль британцев, что удовлетворяло их потребности в нефти и прямой связи с Индией. Однако, доставшаяся им территория не была единой. На основании довольно слабой связи с завоеваниями Наполеона, Франция захватила контроль над Сирией и Киликией. Россия получила Константинопольский коридор, связывающий Черное море с Эгейским. Это гарантировало ей полный контроль над Черным морем и восточными провинциями османской империи, включая турецкую Армению, персидский Азербайджан и Курдистан.

Для англичан и французов это соглашение представляло собой почти произвольный захват территорий, ставший привычным в поздней фазе истории империи. России оно давало остро необходимый свободный проход в Средиземное море, контроль над прилегающими водами и стратегический плацдарм на Южном Кавказе. Другими словами, это была полная и окончательная победа Сазонова и триумф для Российской империи. Однако, затем произошел грандиозный тектонический сдвиг в истории – русская революция 1917 года, которая спутала все карты. Достигнутые договоренности утратили силу и все российские отпечатки пальцев на месте этого дипломатического преступления, были стерты.

Сегодня, более ста лет спустя, картина выглядит удивительно похожей на ту, что мы только что описали. У России по-прежнему имеется несколько локальных проблем в отношениях с Турцией. Она ощущает и стремится использовать стратегический дискомфорт третьих стран, роль которых вместо Великобритании и Франции сегодня играет Америка. Россия продолжает претендовать на морские, а теперь и воздушные позиции, а также лидирующую роль в Средиземном море. Наконец, она рассчитывает прикрыть свой уязвимый фланг, получив рычаги влияния на Южном Кавказе. Перефразируя знаменитую фразу Палмерстона, у России здесь имеются постоянные и неизменные интересы.

Теперь, когда ясен общий контекст, имеет смысл перейти к основному вопросу: как же русские действуют на Ближнем Востоке на этот раз? Несомненно, они извлекли уроки из наших ошибок. Никаких широкомасштабных боевых действий российские сухопутные силы в Сирии не предпринимали, что составляет резкий контраст с недавними американскими вторжениями в Афганистан и Ирак, за которыми последовали затянувшиеся кампании по борьбе с местными повстанческими движениями.

Действуя с умом, Россия избежала мясорубки, неизбежной при захвате больших территорий. Она умело применила современную тактическую схему, которую Америка и другие западные державы эффективно использовали против боевиков террористической организации ДАИШ (ИГИЛ): предоставление самолетов, беспилотных летательных аппаратов и полевой артиллерии для нанесения точечных ударов по местам скопления боевиков, плюс минимально необходимый контингент сил специального назначения, чтобы осуществлять ключевые операции и консультировать местные вооруженные силы, обучая их методам сухопутных маневров. Грязная работа, то есть непосредственное вооруженное столкновение с силами врага, была оставлена Сирийской арабской армии, бойцам «Хезболлы», шиитским ополчениям и наемникам.

Происхождение частной военной компании Вагнера столь же туманно, как и многие другие аспекты российской тактики гибридной войны, но известно, что эта группа военных контрактников имеет тесные связи в Кремле. На Западе преобладает точка зрения, согласно которой российские наемники больше всего похожи на футбольных хулиганов, которых снабдили огнестрельным оружием, но это явно неадекватная оценка, когда речь идет о профессиональной организации, способной эффективно осуществлять сложные военные операции.

Группа Вагнера проводила все боевые действия, умело используя комбинацию применения бронетехники, стрельбы с закрытых огневых позиций непрямой наводкой и наземных операций, что обычно характерно для хорошо обученных и оснащенных профессиональных вооруженных сил. При этом она демонстрирует способность России принимать изобретательные, новаторские и одиозные с моральной точки зрения военные решения. Подобный подход характерен и для российских воздушных операций, которые часто бывали весьма эффективными, хотя и носили неизбирательный характер.

В целом анализ российских операций позволяет говорить о готовности Москвы достигать национальных стратегических целей путем ограниченного и частично опосредованного применения тактической военной силы, что является полной противоположностью эффекта, достигнутого западными державами в Афганистане и Ираке. При этом они, мягко говоря, приобрели немного друзей в международном сообществе и действовали на грани, а порой и за гранью, законов ведения войны. Тем не менее, реализуя вечные интересы России с безжалостной целеустремленностью, русские упорно идут по стопам Сазонова.

Источник