Музей предлагает «личный контакт» с главным архитектором Москвы

Есть чиновник, а есть художник — эти ипостаси стоит разделять, хотя в талантливом человеке они порой друг другу не противоречат. Вспомните Гогена — чертежник, инспектор дорог; Грабаря — директор Третьяковки и чего только можно; Анри Руссо — таможенник...Экспозиция — 120 «путевых заметок» и эскизов, созданных за последние 10 лет — движется по городам написания работ. Их 42, причем с размашистой географией: от Мехико до Токио. Отдельный сюжет в творческой биографии Кузнецова — эталонная Италия. Венецианские и тосканские зарисовки передают идеальные пропорции, едва уловимые формальные решения и визуальные интриги итальянских палаццо, церквей, площадей. Постройки, воссозданные угольным карандашом или тушью, до того поэтичны, что в сознании всплывают строки из Бродского, Кушнера, Пастернака (тем более нарисовано как раз то, что ими и описано).
Художник выявляет национальный колорит. Мягкий карандаш вторит закрученным ярусам деревянной пагоды Киото, усиливая ее стремление ввысь. Динамичные и щедрые мазки коричневой туши воссоздают мощную архитектуру Гауди в Барселоне. Красно-черные свободные линии цветного карандаша возводят привилегированные нью-йоркские кварталы, которые благодаря траурному подтексту наполняются символическим звучанием, как во многих американских рассказах Довлатова.
Варьируя техники и материалы, Кузнецов в архитектурных портретах и эмоциональных городских пейзажах режиссирует драматургию взаимоотношений архитектурных объектов с пространством и друг с другом. Он убеждает нас в том, что почти каждое здание обладает неповторимым характером. Как и человек.

Фото предоставлено пресс-службой музея.

Видим это и в его московской серии. Хрестоматийные столичные постройки становятся одушевленными благодаря игре слегка гротескных форм. Арка на Тверской, ведущая в Брюсов переулок, раздувается (видимо, от важности уходящих в нее дам). Триумфальная площадь, залитая не бесчисленными акварельными пятнышками, а каплями дождя, расплывается и расползается. На усадьбе Салтыковых-Чертковых на Мясницкой вместо окон — разинутые рты, которыми она пытается говорить...
Эти вещи в большей степени импрессионистские. И не важно: перед нами щедрые мазки, которые соединяются в текучие пражские куранты, или скупые штрихи, изображающие Руанский собор. Всё соткано из прорех и недосказанности, а поля между картиной и рамой проложены «воздухом». Это позволяет зрителям мысленно заполнить пустые фрагменты собственным содержанием.
Эскизы Кузнецова не претендуют на информативность 3D визуализации, но всё же демонстрируют процесс создания того или иного объекта. Проект дворца водных видов спорта в Казани (дело рук бюро SPEECH, созданного двумя Сергеями — Чобаном и Кузнецовым), чей цветной стеклянный витраж и повторяющиеся аркады с розетками рифмуются с традиционными готическими соборами. Здесь преемственность архитекторов с поколениями мастеров прошлого не нуждается в пояснении. Судя по тому, как тщательно Кузнецов фиксирует историю, он чутко к ней относится. Исследует сочетания всех слагаемых градостроительства (от старейших до новейших), смешивает их и пытается выстроить свою — гармонию. В эпоху компьютерной графики продолжает делать это вручную, постигая сущность архитектурной природы.
— Машина не может заменить уникальное взаимодействие глаза, ума и руки, возникающее во время рисования с натуры, — подтверждает Кузнецов. — Оно для меня не просто проектирование, вникание в детали и пропорции исторической архитектуры, но и медитация, отдых для глаз и мозгов.

Фото предоставлено пресс-службой музея.

Рисование для него не вынужденное увлечение... похоже даже — страстная потребность. Закрадывается недоброе подозрение, что неукротимая и вполне искренняя энергия художника побеждает в Кузнецове чиновника. А они, чиновники, как кто-то справедливо заметил на вернисаже, не все, оказывается, бесполезны.