Голосование на Всекитайском собрании народных представителей в марте по вопросу об отмене ограничений длительности президентских сроков ознаменовало драматический, хотя и не удивительный, шаг на пути президента Си Цзиньпина к централизации власти. По мере того, как он укрепляет свою власть внутри страны, превращаясь в самого влиятельного лидера после Мао Цзэдуна, Си Цзиньпин одновременно стремится усилить влияние и вес Китая на международной арене: в течение своей трехчасовой речи перед XIX партийным съездом в октябре прошлого года, он предсказал, что его страна переместится «ближе к центральной части сцены» в мировых делах, а также высказал предостережение: «Никто не должен ожидать, что Китай молча проглотит что-либо, подрывающее его интересы».
Как наблюдатели, особенно вашингтонские, оценивают позиции Китая при Си Цзиньпине?
В своей книге «Третья революция» Элизабет Экономи предлагает детальный и весьма убедительный ответ: хотя влияние Китая в международной политике стремительно растет, не менее стремительно растут и противоречия, изначально присущие любой попытке авторитарной страны оказывать определяющее влияние на преимущественно либеральный мировой порядок.
Элизабет Экономи, директор программы азиатских исследований в Совете по международным отношениям США, проявляет беспристрастность в формулировании своего мнения, что одновременно невероятно трудно и исключительно важно, когда речь идет о подробнейшей инвентаризации китайских успехов. Трудно, потому что усиление центральной власти происходит столь стремительно. А важно, потому что преувеличенные оценки могут привести лишь к ошибочной политике.
Наиболее мощно возрождение Китая проявилось в экономической сфере. На протяжении периода с 2001 года, когда страна вступила во Всемирную торговую организацию, до 2016 года, последнего, по которому Всемирный банк располагает данными, валовой внутренний продукт (ВВП) Китая вырос примерно в девять раз, с 1,32 триллиона долларов США до 11,2 триллиона. Его доля в мировой экономике за это же время увеличилась примерно в четыре раза, с 4 процентов до почти 16. Что же касается важного показателя ВВП на душу населения, он вырос почти в 8 раз – с 1053 до 8123 долларов. Китай опередил Германию и стал крупнейшим в мире экспортером в 2009 году, а также превзошел Соединенные Штаты по объему внешней торговли и занял пьедестал крупнейшей торговой державы мира в 2013 году. В период между 2000 и 2016 годами на Китай приходилось около 34 процентов мирового экономического роста.
Экономический подъем Китая сопровождался масштабной кампанией государственной поддержки. В сентябре 2013 года Пекин провозгласил глобальную инициативу, ставшую известной под названием «Один пояс, один путь» (ОПОП), в июне 2015 года учредил Азиатский банк инфраструктурных инвестиций АБИИ. Китай настаивает на завершении переговоров по созданию зоны свободной торговли в Азиатско-Тихоокеанском регионе, которая объединила бы страны, суммарный ВВП которых равен трем пятым глобального, а объем торговли – примерно половине.
Рост экономической мощи Китая сам по себе породил определенное влияние, особенно среди небольших соседних стран, которые предполагают, что его возрождение будет продолжаться, в то время как США окажутся не в состоянии посвящать необходимое время, внимание и ресурсы Азиатско-Тихоокеанскому региону.
Эти страны начали проявлять все большее уважение к стратегическим интересам Китая. И Пекин использовал свое растущее стратегическое влияние, особенно для укрепления своих позиций в Южно-Китайском море, а также для подрыва дипломатических связей Тайваня. Однако, в конечном итоге, Экономи приходит к выводу о том, что усилия Си Цзиньпина по достижению «возрождения великой китайской нации» оказались недостаточно убедительными.
Он учредил банк АБИИ и запустил глобальный проект ОПОП, причем Китай в обеих структурах занимает лидирующую позицию, но их истинную стоимость еще только предстоит оценить. Его усилия по распространению «мягкой силы» по большей части провалились в результате неспособности китайской политической системы предложить набор социальных норм, политических ценностей и культурной динамики, которые привлекли бы большие массы населения планеты. Позитивные шаги по созданию экономического сообщества в Азии подрываются агрессивными военными действиями в регионе.
Чем больше кто-то пытается достичь лидирующего положения в мире, тем более важно, чтобы его честолюбие опиралось на мировоззрение, которое другие находят убедительным и привлекательным. Исходя из стремительного возрождения Китая, кто-то мог бы заключить, что у Пекина имеется последовательная концепция своей роли в мире, однако доводы довольно противоречивы. Хотя Си Цзиньпин все более громко критикует западные ценности и сеть альянсов, его рецепты для мира от этого практически не стали яснее. Элизабет Экономи права в том, что его призывы к «сообществу единой судьбы» подтверждают стремление Си Цзиньпина к мировому порядку, основанному на партнерстве, которое выше альянсов. Тем не менее, такие понятия остаются скорее в области абстракции, нежели практики.
Важно отметить, что Си Цзиньпин, похоже, не чувствует острой необходимости придавать им какую-либо конкретику прямо сейчас. В конце концов, несмотря на то, что преимущество Вашингтона разочаровывает Пекин, оно также дает лидерам Китая полезного антагониста, полезность которого увеличилась с тех пор, как президентом США стал Дональд Трамп. Очевидная амбивалентность Трампа в отношении участия Соединенных Штатов в послевоенном мировом порядке позволила Китаю объявить себя главным защитником глобализации, даже несмотря на то, что, как подробно показывает Экономи, он отвергает многие проявления открытости, которые делают возможным этот феномен.
Китай при Си Цзиньпине, пишет она, «принимает глобализацию в той мере, в которой она контролирует поток идей, а также человеческий и финансовый капитал». Пекин может подкрепить свою претензию на статус флагмана глобализации отчасти потому, что Соединенные Штаты все еще рассматриваются как главный мотор открытого мира. Он оказался бы в крайне неудобном положении, если бы Вашингтон испытал стремительный, абсолютный спад или начал последовательно поводить внешнюю политику под лозунгом «Америка прежде всего». Внутренний подход Пекина к управлению, уже являющийся объектом повсеместной критики, подвергнется еще более тщательному изучению.
В той же мере это касается признания того, что его внешняя политика не подходит для предоставления общественных благ и мобилизации международных коалиций для устранения глобальных угроз. Экономи отмечает, что трамповская Америка, вполне возможно, отступает от своей готовности возглавлять человечество в походе против глобальных вызовов, но Китай не способен ее заменить. Глобальное лидерство требует готовности подчинить свои узкие интересы благу более крупного сообщества».
«Главная идея «Третьей революции», – объясняет автор в начале книги, – заключается в том, что мы должны иметь дело с тем Китаем, каким он является сегодня». Хотя такое заявление может показаться недостаточно убедительным, оно имеет огромное значение, когда речь идет о стране, чья реальность столь сложна и многогранна, как у Китая. Это действительно «страна, которая часто сбивает нас с толку своими противоречиями».
Разумеется, Китай Си Цзиньпина далек от той изолированной и обедневшей страны, которую возглавлял Дэн Сяопин. Ежегодно десятки миллионов китайцев путешествуют за границу, а в 2016 году по меньшей мере 544 тысячи граждан страны учились за рубежом, что в три с лишним раза больше, чем в 2008 году. Китай развертывает больше миротворческих сил, чем любая другая страна, являющаяся постоянным членом Света Безопасности ООН, а также здесь проходил саммит большой двадцатки в 2016 году. Более того, Экономи констатирует, что в 2014 году, который ознаменовал «выход Китая на мировую арену» и его включение в мировое управление, страна сыграла решающую роль в борьбе с изменениями климата и эпидемией вируса Эбола в Западной Африке.
Очевидно, что на этом фоне Китай становится все более активным за рубежом. Однако, вопреки западным прогнозам, растущее взаимодействие с миром не смягчило его нелиберальные внутренние тенденции. Напротив, они стали значительно более выраженными при Си Цзиньпине. Экономи ссылается на все более агрессивные попытки «предотвратить поток зарубежных идей и влияний в сфере образования и средствах массовой информации, а также обуздать зарубежные неправительственные организации».
Кроме того, Си Цзиньпин принял жесткие меры подавления в отношении сторонников либеральных политических реформ и неуклонно превращает систему образования, правовое пространство и СМИ в инструменты своей политики. Экономи также ссылается на «степень проникновения Партии в моральную и культурную ткань общества», которая распространяется и на кибер-пространство, поскольку китайские власти «не делают особого различия между реальным и виртуальным политическими мирами и угрозами, свойственными каждому из них».
И хотя Китай публично провозглашает императивы экономических реформ и свободной торговли, его действия у себя дома выдают регрессию от постепенного перехода к рынку к доминированию государства: на государственный сектор в Китае «по-прежнему приходится большая часть внешнего долга, он потребляет ценный кредит и создает мало новых рабочих мест», а роль государственных предприятий в ключевых секторах экономики по-прежнему растет.
Эта траектория создает дилемму для китайских лидеров. С одной стороны, «неэффективность, порождаемая нерыночным характером деятельности», «способствует укреплению их политической власти», и «предоставляет им возможность делать долгосрочные стратегические инвестиции». Однако, та же неэффективность противоречит заявленному Китаем стремлению к более открытой глобальной экономике.
Эта напряженность между растущей ролью Китая в глобализации и ее все более нелиберальной внутренней политикой, также делает его более сложной стратегической угрозой для США, чем бывший Советский Союз. Вашингтон стал считать Москву своим противником вскоре после завершения Второй мировой войны, и соответственно начал проводить политику сдерживания. В то время как восемь послевоенных администраций США различались между собой по поводу того, каких конкретных целей эта политика должна достичь, они были согласны, как объясняет историк Джон Льюис Гаддис, что Вашингтон должен «помешать Советскому Союзу воспользоваться властью и положением, которого он добился в результате этого конфликта, чтобы изменить послевоенное устройство мира».
Сегодня, напротив, Вашингтон не знает, как классифицировать Серединное Королевство. Хотя Китай становится все более грозным конкурентом во многих областях, он остается важным партнером Америки в решении различных вопросов, от макроэкономической нестабильности, до климатических изменений.
Эта двойственность может подтолкнуть читателя к тому, чтобы оспорить характеристику Китая как «революционной» силы (более точным является ее понятие «трансформирующейся и трансформирующей силы». Революционная сила стремится разрушить существующую систему. Но Экономи объясняет, что Китай является «нелиберальным государством, стремящимся к лидерству в либеральном миропорядке». Он одновременно представляет собой «угрозу основополагающим принципам глобализации» и «главную опору глобализированного мира». Между тем, его отношение к послевоенному миропорядку, является избирательно ревизионистским: «Кита использует свой новообретенный статус, чтобы влиять на региональные и глобальные институты…в некоторых случаях поддерживая традиционные нормы, а в других – отвергая их».
Экономи отмечает, что Пекин решил создать АБИИ отчасти из-за его «разочарования в связи с неспособностью международного сообщества… реформировать существующие международные экономические организации… чтобы они более точно отражали позиции Китая в мировой экономике. Это разочарование проявляется в желании Китая участвовать в бреттон-вудских институтах, а не уничтожить их.
Короче говоря, Пекин не стремится к разжиганию широкомасштабных потрясений в международной политике. Однако, многие из его действий, такие как милитаризация Южно-Китайского моря, использование экономического принуждения и ограничений в отношении иностранных компаний, а также многие другие, все больше подрывают национальные интересы Соединенных Штатов. Несоответствия его поведения означают, что «между американскими учеными и политиками практически нет согласия по поводу конечных целей Китая и соответствующей реакции Америки».
Тем не менее, Экономи предлагает надежный совет, два элемента которого заслуживают особого внимания. Во-первых, Соединенные Штаты должны отказаться от реакционной стратегии. Несмотря на грозные вызовы, как внутри страны, так и за рубежом, Китай под управлением Си Цзиньпина доказал свое мастерство в создании ауры несокрушимости вокруг своего восхождения, что, похоже, сильно нервирует США. К сожалению, чем больше Вашингтон пытается соответствовать стремлению Пекина к бурной деятельности, будь то ОПОП или программа «Сделано в Китае-2025», тем больше он будет конкурировать на условиях Пекина.
Это грозит постепенной утратой собственных уникальных национальных интересов и стратегических активов. Кроме того, чем дольше сохраняется такая озабоченность соперничеством, тем больше риск, что Соединенные Штаты потеряют способность, а возможно даже желание, проводить различие между китайскими внешнеполитическими инициативами, которые бросают вызов национальным интересам США и тем, которые ничем не угрожают Америке. В рамках этого оборонительного мышления страна будет все более склоняться к концепции «кто кого» в двусторонних отношениях.
Во-вторых, Вашингтон может использовать стремление Пекина к более важной роли в мировом устройстве, чтобы развивать более надежное двустороннее сотрудничество. Две страны должны сотрудничать не только в решении особо острых проблем, таких как ядерная программа Северной Кореи или глобальный миграционный кризис, но и продолжать «обычное будничное техническое сотрудничество в решении крупных проблем глобального правления», включая серию усилий по «формированию институциональной инфраструктуры для сотрудничества».
Отношение Америки к Китаю сегодня претерпевает значительную перекалибровку, возможно, наиболее фундаментальную с момента расправы на площади Тяньаньмэнь почти тридцать лет назад. Обуздание роста его влияния в сочетании со смягчением его ревизионизма, скорее всего, будет наиболее сложной и неприятной долгосрочной внешнеполитической проблемой для Вашингтона. Хотя не существует никакого внятного руководства по ее решению, исследование Элизабет Экономи обеспечивает тщательную и взвешенную основу для выработки контуров американской политики в отношении Китая.
Читайте также
Последние новости