Дипломатический конфуз, который случился в Москве в начале марта с главой внешнеполитического ведомства Европейского Союза Жозепом Боррелем, вызвал по обе стороны взрыв страстей, которые накапливались в течение длительного времени и должны были в конце концов выплеснуться наружу.
За этой перепалкой, форсированной отравлением и последующим заключением в тюрьму оппозиционного активиста Алексея Навального, лежит фундаментальный вопрос: является ли Европейский Союз единственным вариантом организации политико-экономического пространства Европы, и имеет ли он право выступать в качестве морального и политического эталона для своих внешних партнеров?
Основы отношений между Россией и Евросоюзом были заложены в первой половине девяностых годов Соглашением о партнерстве и сотрудничестве, подписанным в 1994 году и ратифицированным тремя годами позже. В концептуальном плане оно было основано на исходном положении, которое тогда считалось само собой разумеющимся. Окончание холодной войны создало возможности для консолидации Старого света (свободно понимаемого как пространство, простирающееся как можно дальше на восток и на юг) на основе норм и правил, разработанных и усовершенствованных в Западной Европе в период региональной интеграции, продолжавшийся с пятидесятых по девяностые годы.
Многие государства, получившие независимость после распада Советского Союза и Варшавского договора, были приняты в ЕС. В результате европейский альянс увеличился с 12 стран-членов в 1992 году до 28 в 2015 году. Остальным было предложено стать частью «большой Европы», без каких-либо альтернативных вариантов.
Перспектива вступления России в Евросоюз никогда не рассматривалась. Однако считалось, что ее посткоммунистическая трансформация будет следовать европейской модели и в какой-то момент сделает страну более или менее совместимой с ЕС, с которым Россия затем сформирует некое неопределенное сообщество.
Москва разделяла эту точку зрения до самого конца двухтысячных годов. Даже после этого она еще пыталась как-то примирить это ожидание со все более явным размежеванием с ЕС. Этим объясняется интенсивный политический диалог на высоком уровне, который существовал между двумя сторонами до 2014 года. Такую привилегию Европейский Союз предоставлял только России. Москва настаивала на проведении двух саммитов Россия-ЕС в год, несмотря на то, что Брюссель проводил с самыми близкими своими партнерами лишь один ежегодный саммит.
Предпосылкой такого хода событий было то, что европейская интеграция как механизм организации политического пространства континента не имела конкуренции. Успешное применение этого механизма в странах Западной Европы идеально соответствовало идее либерального мирового порядка, столь победоносной после холодной войны. На самом деле отсутствие у Европы традиционной жесткой силы и опора на другие инструменты, прежде всего на нормативную экспансию и кондициональность (то есть требование, чтобы новые партнеры меняли свою практику в обмен на доступ к привилегиям), в наибольшей степени соответствовало либеральным принципам.
Эволюция отношений между ЕС и Россией от обнадеживающего «рассвета» в начале девяностых до безнадежного «заката» в 2010-е годы – один из наиболее показательных эпизодов в истории глобальной трансформации после завершения холодной войны. С тех пор как идея некого формализованного сообщества, состоящего из Европы и России, утратила свою актуальность (никаких практических шагов в этом направлении не предпринималось с конца двухтысячных), изначальные принципы отношений между ними утратили смысл.
Попытка достичь институционального партнерства стала кульминацией почти двухсот лет усилий одного из направлений российской мысли, направленных на вестернизацию страны. Впервые в истории западники увидели возможность качественного изменения характера отношений между Россией и Западом.
Однако эта возможность оказалась обманчивой. Российские западники никогда не хотели, чтобы их страна официально подчинялась европейским правилам и предписаниям, несмотря на то, что они выступали за модернизацию, активное сотрудничество с Европой и подражание ее подходам. Однако именно этого Европа потребовала от России после 1992 года.
Если бы Москва решила стать частью этой «большой Европы», уступки, на которые она рассчитывала, были бы оправданными. Однако российским западникам не удалось убедить страну в достоинствах идеи ограничения своего суверенитета ради следования европейской модели и сближения с Европой
Сегодня обе стороны ощущают глубокое разочарование и раздражение в отношении друг друга, и политических связей между ними практически не существует. Бурная реакция, которая последовала за угрозой министра иностранных дел России Сергея Лаврова разорвать отношения с Европейским Союзом, в сущности, была не вполне оправданной, поскольку разрывать попросту нечего уже с 2014 года. Остаются лишь отношения между Россией и отдельными странами ЕС.
Возможно, история с Навальным обнажила главное противоречие между Россией и ЕС: причиной всех санкций и политической напряженности является внутренняя политика Москвы. Если бы европейские институты делали акцент на предполагаемом использовании Россией боевых отравляющих веществ для его убийства, подчеркивая опасность их распространения неизвестными лицами, эту проблему можно было бы рассматривать как международную. Однако в настоящее время возмущение Европы вызывают в первую очередь нарушения демократических норм, прав и свобод внутри России, чего ЕС, как он утверждает, не может допустить.
Эту позицию Брюсселя легко понять в рамках логики «большой Европы». Однако этой логике уже давно нет места в отношениях между Россией и ЕС. Реальность такова, что политически диалог между ними – не более чем пережиток ушедшей эпохи. Все изменилось, и Россия и Европа и Запад в целом, да и весь мир. Либеральный мировой порядок прекратил существование.
Решительность, проявленная Москвой в ответ на попытки ЕС оказать давление на Россию из-за Навального, говорит о ее уверенности в том, что ей почти нечего терять в отношениях с Европой. Она все больше утверждается во мнении, что Европейский Союз претерпевает необратимые изменения, которые приведут к тому, что он навсегда лишится того влияния, которое имел пятнадцать или двадцать лет назад.
В то время казалось, что ЕС станет глобальным игроком наравне с США и Китаем и будет определять развитие не только самой Европы, но и большей части Евразии. Теперь же стало очевидно, что такая цель неосуществима не только в Евразии, но и в Европе, где уже можно представить себе альтернативные способы организации политико-экономического пространства континента.
Когда речь заходит об отношениях между ЕС и Россией, старые рамки не просто устарели, они могут оказаться даже опасными, поскольку способны вызвать новые столкновения. Как только Евросоюз и Россия будут готовы, а это в конечном итоге случится, их ждет новая структура, которая придаст новый импульс сотрудничеству, основанному на обоюдном понимании, что формальное сообщество – это не тот результат, к которому следует стремиться.
Читайте также
Последние новости