Следующая новость
Предыдущая новость

Письмо другу

25 лет назад ушел из жизни народный артист России Радик Гареев.
Здравствуй, дружище Радик!
Прости, что давно не писал. Но если бы ты знал, сколько раз я начинал это письмо и сколько раз откладывал! Не хотелось о суетном… Думал, есть вещи важные, нужно только найти слова. И вдруг понял: если хочешь поговорить с другом, не думай о том, что ты ему скажешь. Просто напиши, позвони, приезжай, а там… О чем бы вы ни говорили: о работе, погоде, искусстве, рыбалке, автомобилях, да просто ни о чем…
В свое время сколько раз хотел тебе позвонить — не с просьбой о контрамарке или очередном интервью, а так просто, вот просто так, и все! Но думал: потом найдется повод поважнее… А что может быть важнее желания друзей увидеться! И сейчас, кажется, ради одной минуты встречи с тобой помчался бы хоть на край света, но где он, этот край…
И сегодня, когда спрашивают, что ты помнишь о Радике, на память приходят — вот удивительно! — не фестивали и торжественные вечера, не премьеры и юбилейные концерты, когда к тебе не пробиться («…Радик Арсланович занят, у него высокие гости…»), а как с тобой в бане парились или как сидели у меня на кухне…
Помнишь, мы встретились в Нефтекамске? Ты тогда пел с группой «Дустар» и страсть как любил выступать в этом городке. Еще бы, родной Янаульский район рядом: и дело сделал, и с мамой повидался!
Я тогда работал в Нефтекамске собкором республиканской газеты и только-только получил трехкомнатную квартиру. Не помню уж, в честь чего городские власти закатили концерт на стадионе. Ты пел все второе отделение, зрители были в восторге, забросали тебя цветами. Я отправил жену домой что-нибудь приготовить, а сам ждал в раздевалке, чтобы успеть выхватить любимца публики из чьих-нибудь цепких рук и утащить к себе.
Под визг нефтекамских девчонок ты влетел, взмокший, в раздевалку, из снопа цветов выбрал букет посимпатичней, попрощался с музыкантами и повернулся ко мне: «Ну что, пошли?»
Представляешь, роскошный летний вечер, мы молодые, как черти — мне двадцать восемь, тебе тридцать, — идем по улице, где каждый второй прохожий бросается к тебе с восторгами узнавания, и нет ничего на свете, кроме счастья жить!..
Из мебели на кухне: газовая плита, три табуретки и гладильная доска. За ней и разместились. Как сейчас помню, я пошел к соседке вниз и выцыганил у нее бутылку. Теперь я понимаю, почему художники так любят писать натюрморты — в них радость жизни. Еще бы: на дворе разгар антиалкогольной кампании, в магазинах — шаром покати, одни макароны, а у нас на столе свежая зелень, лучок, молодая картошечка и бутылка запотевшей «Столичной». И ты смеешься: «Айрат, какую бы гадость они для нас ни придумали, мы их все равно обманем, все равно нам будет хорошо!..»
Мы сидели, балагурили, травили анекдоты про Горбачева, ты рассказывал о своих зарубежных гастролях, а потом запел! «Еду, еду, еду к ней, к милой любушке своей…», «Я встретил вас, и все былое…». Ты знаешь, Радик, я до сих пор тайно верю, что твой знаменитый цикл русских романсов зародился у меня на кухне… Ты пел и великодушно разрешал тебе подпевать. Через час соседка снизу заглянула поинтересоваться, кто это так
красиво поет. Я, гордый и счастливый, указал на тебя: «Народный артист республики Радик Гареев вас устроит?». У той челюсть так и отвалилась. А мне захотелось выйти на балкон и, перекрывая крики гоняющих футбол мальчишек, крикнуть: «Эй, люди, у меня в гостях Радик Гареев!».
Ты любил весь мир, и весь мир любил тебя. Тебя нельзя было не любить…
Понемногу успокоились и заговорили о вещах более земных. Ты говорил о том, что совершенно не удовлетворен своей эстрадной жизнью, что эстрада, конечно, много дает — поездки, деньги, но еще больше отбирает, и тебе, отличному оперному певцу, надоело петь «на продажу». И пора возвращаться в театр и заниматься настоящим искусством.
С того летнего вечера в Нефтекамске время вдруг помчалось, как сумасшедшее. Каждый день приносил столько изменений, как прежде целый год. И вот я уже вернулся в Уфу и сижу в твоем директорском кабинете и беру у тебя интервью. Речь идет о фраках для оркестрантов, о полставки, которую нужно выбить для молодого танцора, о комнате в общежитии для приглашенного солиста. Ты рассказываешь о том, как оплачивается труд
оперного певца за рубежом, о том, как щедро там финансируется высокое искусство и как уезжают туда талантливые ребята, чтобы потом приезжать в родную страну на гастроли.
— И тогда у нас считают делом чести выделить десятки тысяч долларов, чтобы заплатить гонорар своему знаменитому земляку. Вместо того, чтобы в свое время дать ему здесь квартиру. Да, верно сказано: нет пророка в своем Отечестве.
Но, кажется, именно это Отечество мы с тобой, Радик, и любили больше всего. Потому что нигде на земле нет такого густого снега, как тот, что валит сейчас за окном, когда я пишу тебе эти строки. Наверное, нигде пенсионер не купит билет на деньги, которые он отложил на хлеб, чтобы послушать Гареева в «Севильском цирюльнике». И нигде тебя не будут любить, как здесь, и нигде не ударят так больно, как здесь, и ни к какому месту на земле ты не будешь относиться с такой жалостью и нежностью, как к этому. И, видимо, только здесь можно по-настоящему петь до своего последнего часа.
Вечно твой Айрат Еникеев.

Источник

Последние новости